Подозреваются в убийстве - Страница 10

– Но я все-таки отвечу, – директор встал и вышел из-за стола. – Я ей симпатизировал. Но не больше!

– Спасибо, Демьян Федорович! – Калашников энергично тряхнул руку Осташного.

И добавил уже у двери:

– До встречи!

От этих слов лицо Осташного вдруг закаменело, но этой метаморфозы Калашников уже не видел, поскольку вышел в приемную.

С секретаршей директора он договорился встретиться у нее дома. А пока решил заглянуть в тарный цех, чтобы побеседовать с заместителем Басаргиной и слесарем Агапкиным.

Цех поразил чистотой и каким-то домашним уютом: сверкающий кафель полов, яркие занавески на окнах, много цветов, а в дальнем конце за ажурной деревянной перегородкой тихо журчал среди камней крохотный фонтанчик. Вокруг него были расставлены скамейки из гладко оструганных и отлакированных брусьев, а на столике возле стены посверкивал крутыми боками здоровенный самовар. Здесь же высилась горка чайной посуды и стояла стеклянная сахарница. И снова цветы – в горшочках, ящичках, напольных вазах.

Калашников залюбовался вышитой скатеркой, прикрывающей столик: видно было, что вышивала его талантливая мастерица.

– Нравится? – невысокий цыганковатый мужчина, скептически ухмыляясь, покуривал, наблюдая за Калашниковым.

– Здорово.

– Начальницы нашей рукоделие, – сплюнул. – Показуха – первый сорт.

– Почему показуха? Культура производства.

– Это по науке. А как по-моему, так лучше бы о запчастях к моечным машинам заботились. Все на честном слове держится. До ночи из цеха не вылезаем, варганим кто что горазд. Проволочки крутим да заклепки-заплатки ставим.

– Работают ведь, – следователь бросил взгляд в сторону свежеокрашенных моечных машин.

– Ага, работают, – словно обрадовался его собеседник. – Еще бы. Вот так все и говорят – работают, план дают, что еще нужно… Придет комиссия, поахают, глядя на этот ажур, – показал на цветы, – и восвояси. Как же – передовой цех, культура производства… А то, что мы тут до седьмого пота корячимся не только после работы, но и в выходные дни, – кому до этого дело?

– Надеюсь, не бесплатно?

– Платят… – неожиданно сник собеседник и вдруг заторопился. – Пойду. Дела…

– Постойте, – придержал его за рукав Калашников. – Как мне найти слесаря Агапкина?

– Ну я Агапкин, а что? – нахохлился тот. Калашников показал ему удостоверение.

– Понятно. С вещами или как?

– С чего вы взяли? – улыбнулся следователь.

– А кто знает, что у вас на уме.

– Я по поводу Басаргиной. Вы, наверное, уже кое-что слышали?

– Кое-что слышал, но меня это не касается.

– Нам нужно поговорить, желательно наедине.

– Пройдемте в слесарку, там нынче пусто.

– Что так?

– У кого отгул за прогул, а кто на радостях в цех розлива завеялся на "стыковку" с тамошними слесарями.

– Почему на радостях?

– Басаргиной нет, а Рябцеву все до лампочки…

С Агапкиным беседовали долго. В конце разговора Калашников спросил:

– А все-таки из каких средств вам оплачивают сверхурочные и работу в выходные дни?

– Да как вам сказать… – Агапкин потер щетину на подбородке. – Не интересовался. Хорошо платят. Премиальный фонд, говорят.

– Кто именно вам выдает деньги?

Агапкин зыркнул на следователя, помялся немного и уже собрался было ответить, как вдруг побледнел и уставился на входную дверь.

Калашников обернулся. На пороге слесарной мастерской стоял заместитель начальника тарного цеха Рябцев.

Отступление 2

Главбух не в настроении; он хмуро смотрит на Басаргину, которая принесла очередной акт на списание боя стеклопосуды. Басаргина, наоборот, весела, свежа, разговорчива. За окном кружит первый снег, небо блеклое, грустное – глубокая осень. В кабинете уютно, тепло, возле стола светятся оранжевые нити электрокамина.

– Снег, Григорий Леонидович! Какая прелесть! – Басаргина, оставляя мокрые следы, подошла к окну, залюбовалась крупными ажурными снежинками, которые медленно опускались на заводской двор. – Приглашаю в эту субботу за город. Уж не откажите. Будут шашлыки и веселая компания. Санки у вас есть? – заразительно смеется.

– Благодарю за приглашение, – главбух сдержан, но глядя на Басаргину, тоже кривит губы в улыбке. – А лыжи подойдут?

– Еще как! – Басаргина энергично трет ладонями, подходит к главбуху, следит за тем, как тот подписывает бумаги. – Спасибо, Григорий Леонидович!

– За спасибо сыт не будешь… – ворчит под нос главбух, окидывает взглядом Басаргину. – С обновкой вас, Варвара Петровна. "Монтана"… – читает фирменный ярлык на платье.

– Идет мне? – Басаргина притопнула каблучками сапог, крутанулась перед главбухом юлой. – Только не говорите, что нет, – смеется, сознавая свою привлекательность.

– Хороша… – думая о чем-то своем, роняет главбух. – Вот что, Варвара Петровна, у меня к вам просьба…

– Любую вашу просьбу, уважаемый Григорий Леонидович, выполню с удовольствием!

– У меня сегодня скромный юбилей, так я вас приглашаю отужинать в ресторане.

– Чудесно! Хотя… – Басаргина на секунду задумывается, потом машет рукой. – А, ладно! И с чем вас поздравлять?

– В ресторане и узнаете, – многозначительно улыбается главбух.

– Значит, тайна? Идет! Во сколько и куда?

– В "Сосновый бор", к семи.

– Договорились. До вечера, Григорий Леонидович!

В ресторане шумно, весело. Свободных мест, как всегда, нет. Главбух, поддерживая Басаргину под локоток, ведет через весь зал к отдельным кабинетам. Варвару Петровну провожают восхищенные взгляды мужчин: длинное вечернее платье из темно-синей ткани выгодно подчеркивает гибкую стройную фигуру и благородную белизну лица, шеи и в меру полных обнаженных рук.